Как сообщается, так называемая
"арт-группа война” получила
премию VI Всероссийского конкурса в области
современного визуального искусства
«Инновация». Лучшим произведением
визуального искусства 2010 бала признана акция с
непечатным названием, состоявшая в том, что члены
группы изобразили на литейном мосту в Санкт-Петербурге
огромный непристойный символ. Вообще группа
"Война” известна рядом
"художественных акций” – например,
они забрасывали сотрудников ресторана
"Макдональдс” живыми бездомными кошками,
крали продукты из магазина, облачившись в
священническую рясу и милицейскую фуражку,
переворачивали полицейские машины, запустили в здание
Таганского Суда три с половиной тысячи тараканов,
обливали сотрудников полиции мочой из бутылок
(прикрываясь по ходу дела двухлетним сыном одной из
участниц группы) и совершали другие подобные
«акции» некоторые из которых не могут быть
здесь описаны по причине их крайней непристойности.
Нам скажут, что то, что делает "война”, это на
самом деле искусство, а если мы этого не понимаем, это
наши проблемы. На первый взгляд, спорить с этим заявлением
трудно – как трудно спорить с человеком, который
заявляет, что он-де – Наполеон Бонапарт, а если мы
так не думаем – значит мы ничего не смыслим в
Наполеонах. С просто ложными взглядами можно спорить
– по крайней мере в них есть смысл и логика, которую
можно понять. Явное безумие вызывает растерянность. Однако
в некоторых формах безумия есть изрядная доля притворства;
и безумие нашей "искусствоведов” носит именно
такой характер.
Тезис "это такое искусство” можно опровергнуть
чрезвычайно просто – попробуйте осуществить
"художественные акции” "войны” в
отношении самих членов жюри, которое присудило этой группе
премию. Что будут делать поклонники и продвигатели
"современного искусства”, если это искусство
достигнет до них самих? Если их самих обольют мочой, если
их имущество будет разворовано, если их автомобили
перевернут, если в их офисы напустят тучи тараканов? Будут
ли они горячо приветствовать эти смелые художественные
акции? Можно не сомневаться в исходе эксперимента –
если, например, облить мочой не полицейского, а самого
члена жюри, мы тут же сделаемся свидетелями чудесного
превращения – злые чары рассеются, и отвязный
поклонник "актуального искусства” тут же
преобразится в почтенного гражданина самых здравых
консервативных убеждений, и он сам призовет полицию
– не чтобы учинять с ней драки и безобразия, но
чтобы она решительно оградила его от таких художественных
действий.
Сами члены жюри окажутся решительными противниками
"актуального искусства” – если с этим
"искусством” придется иметь дело не
полицейским, не уборщицам, не сотрудникам магазина,
короче, не простым людям – а им самим. Их
собственные речи в защиту "художников”
покажутся им крайне неубедительными, если они сами
пострадают от их художеств.
Люди, работаюшие на разрушение цивилизационных норм, сами
требуют, чтобы эти нормы соблюдались по отношению к ним.
Можно облить мочой полицейского, но нельзя –
Ерофеева (одного из членов жюри). Можно переворачивать
патрульные машины – но нельзя – машины
"арт-критиков”. Можно напускать тараканов в
здание суда, но нельзя – в офис, где работает
Екатерина Деготь (другая участница жюри). Мы имеем дело с
откровенными притязаниями на элитарный статус – нам
можно, а вот нас – нельзя. Но дело в том, что
притязания на элитарность, на то, что членам элиты
дозволено то, за что смерда накажут, исторически опирались
на силу – у рыцаря был конь, доспехи, меч и умение
со всем этим управляться, так что крестьянам оставалось
только смиряться. У нынешних поклонников
"актуального искусства” нет ничего, кроме
безмерной наглости – а наглость перестает работать,
когда люди убеждаются, что за ней ничего нет.
В любом человеческом обществе находятся люди, по каким-то
причинам не усвоившие идею, которую остальные усваивают в
раннем детстве – "не делай другим то, чего не
хочешь получить от них”. Но они не называются
"деятелями искусства”. Они называются как-то
иначе. Наглые претензии этих людей на то, что они –
"художники”, делают их художниками не больше,
чем претензии человека на то, что он – Наполеон,
делают его императором французов.
Но в нашей стране происходит нечто крайне странное –
и давайте скажем прямо, неприемлемое. "Война”
получила государственную премию. Люди, поставившие себе
целью разрушение всяких общественных норм и приличий,
каким-то загадочным образом получили возможность говорить
от имени государства, более того, раздавать деньги
налогоплательщиков. Это означает, в частности, то, что
обливание мочой рядовых сотрудников правоохранительных
органов – есть дело похвальное и навлекающее на себя
государственные премии. Это именно то послание, с которым
государство хочет обратиться к гражданам?
У нас в России есть художники – и вообще деятели
культуры – которым можно было бы оказать поддержку.
Культура в России отнюдь не страдает от чрезмерного
финансирования. Каким образом так получилось, что контроль
над присуждением премий оказался в руках тех, кто дал
премию "войне”?
Более того, это вопрос, выходящий далеко за рамки
искусства. Цивилизационные нормы – уважение к
приличиям, к законным правам, достоинству и имуществу
других людей, вырабатываются долго, а разрушаются легко.
Цивилизация – вещь хрупкая, а варварство всегда
приходит быстро. В чем у нас состоит государственная
политика – в поддержании цивилизации или в поощрении
варварства? И если ее у нас пока просто нет – так
что любые достаточно наглые и пробивные деятели могут от
имени государства творить все, что угодно – не пора
ли нам ее определить?
Сергей Худиев
|